в смысле "креативный класс"
- Да не пойду я больше к вам! - вырываясь, кричал Сергей Удальцов красномордому полковнику полиции.
- Сергей Станиславович! Ну, пожалуйста! Ну, последний разик! - бархатным голосом уговаривал полковник, держа пламенного трибуна под локоток.
- Да не пойду! Отстаньте! Сколько можно уже!
- Последний раз, последний раз, Сергей Станиславович! - настаивал полковник.
- Опять же обманете, сатрапы! - упирался Сергей. - Я уже двести тридцать девять раз был задержан! Ос-то-чер-те-ло!
- Для ровного счетика, для ровного счетика - двести сороковой, силь ву пле! - полковник свободной рукой потряс кулаком куда-то в сторону и процедил сквозь зубы:
- Ожимина, Жанна! Дожимай!
Из строя омоновцев выпорхнули несколько неотразимых блондинок в черных блистательных латах во главе с Жанной Ожиминой и начали хором уговаривать революционера проследовать в празднично украшенный автозак:
- Сережечка, ну пойдемте! Ну, Сереженька, ну, родненький!
Блондинки обвились вокруг него и повлекли смущенного в Удальцова в сторону спецтранспорта.
- А-а-а-а! Ты куда собрался, кобелина, алкоголик! Назад! - послышался визг его супруги из толпы несогласных. - Ты когда дома последний раз ночевал!
Но в это время по отмашке того же полковника духовой оркестр грянул "Прощание славянки", Удальцова подняли высоко над людским морем мускулистые руки спецназовцев и понесли его, распростертого под серыми московскими небесами, в машину.
В автозаке было тепло, уютно и пахло домашним. На длинном диване из крокодиловой кожи, расположенном как в лимузине вдоль левого борта, полулежали Навальный, Яшин, Ксюша Собчак и перекусывали бужениной с хреном, да пирожками с луком.
Ах, да! Еще националисты Крылов с Тором там были. Но на диван их не пустили, и они сидели чуть в сторонке – на полу.
- Ну что, и тебя повинтили? – лениво спросил Навальный, увидев Удальцова. – Бесполезно сопротивляться, от них не отвертишься. Садись!
- Чего, чего ты сказал? – напрягся Сергей.
- Ну… типа, присаживайся, - смутился Навальный, поняв, что ляпнул бестактность. - Угощайся!
- Я объявил голодовку… – буркнул Удальцов.
В разговор вмешался проглотивший к этому времени катавшийся за худыми щеками комок соратник Яшин:
- Это когда ты успел? Я что-то не слышал твоего заявления.
- Ну, не объявил, так объявлю!
- Объявлю, объявлю! – передразнил, сморщив свою маленькую рожицу Яшин. – Кто ж голодовку на голодный желудок объявляет, дура? Пожри сначала…
- В ментовке пожру по-человечески. Не хочу я вашу сухомятку!
- Ну и зря, очень вкусно, между прочим. – Сказал Навальный, бросив по половинке пирожка националистам.
С этими словами дверь в автозак открылась и в проеме показалась знакомая фигура полковника с бутылкой коньяка в руке и блондинками за спиной:
- Обижаете, Сергей Станиславович! Когда это мы вас всухую принимали?
- Объявляю сухую голодовку, суки! – сорвался на фальцет Удальцов. – Не могу больше! Я только вчера освободился!
- Ну, вот и поправитесь за одно! На здоровье, Сергей Станиславович! – расплылся в улыбке полковник, наливая Сергею коньяк.
- И мне, – протянула бокал Ксения Собчак и, положив подбородок на плечо Удальцова, шепнула ему – Да хватит ломаться. За идею страдаем...
- Убери, и так тяжело! – смахнул челюсть Ксении со своего плеча Сергей. – Ну, если только за идею, – и выпил залпом.
- Вот и чудненько! – возрадовался полковник и крикнул в рацию, – трогай!
Колонна из сорока полицейских «Кайенов», с украшенным хохломской росписью, воздушными шариками и стразами Сваровски автозаком, медленно тронулась и поплыла в сторону печальной юдоли ОВД «Войковская». Удальцов посмотрел в зарешеченное окно и увидел ряды омоновцев в черных латах, махавших касками и платочками им в след. А нестройные шеренги ушастых срочников обнимались с плачущими от умиления оппозиционерами и стреляли у них закурить…
Движение на Ленинградке уже два часа было перекрыто. Войковская ждала кортеж с лидерами внесистемной оппозиции. Безнадежная, злобствующая пробка растянулась до Солнечногорска. Водители беспощадно, люто материли власти и спрашивали друг у друга – чего там опять произошло? Одни говорили – терракт! Мол, Путина взорвали! Другие разносили слухи про удавшуюся, наконец, революцию. Но никто не верил, потому что и вчера, и позавчера и вообще уже несколько месяцев каждый день все средства массовой информации, включая гидрометцентр, объявляли эту революцию. Но она все не свершалась и не свершалась…
- У, суки позорные! Как они боятся нашей революции! – сигналила тысячами клаксонов пробка.
В это время перед центральным порталом ОВД «Войковская» лейтенанты ловили снежинки над ковровой дорожкой, шириной в четыре метра. По бокам ковра в две шеренги отлился в граните почетный караул. На ступенях, под колоннами дорического ордера, Фемидой на ветру стояла судья Боровкова с гигантским караваем на вышитом собственноручно рушнике.
Оглушительную тишину, в которой слышен был даже шепот Суркова из наушничка за ухом судьи, взорвала барабанная дробь и вдали, возле перекрытого выхода из метро, показалась долгожданная колонна.
«На-а-а-а-а-а крау-у-у-ул! Рррррравнение на-а-а-а-а-а середину!» – голосом Джигурды скомандовал Нургалиев войскам и, акробатически закидывая выше головы натренированные йогой и ежедневными растяжками ноги, промаршировал к автозаку и замер с шашкой наголо у его дверей.
Четыре майора с аксельбантами и орденами трусцой поднесли к транспорту обитый красным бархатом трап, дверь открылась, грянул туш, и миру явились героически непримиримые лидеры оппозиции.
Нургалиев отчеканил шаг и начал было доклад:
- Товарищи оппозиционеры, личный состав московского…
Но Удальцов усталым жестом прервал его, пожал руку и крикнул: «Вольно!». Вслед за ним вышли Навальный, Яшин, Собчак и в нескольких шагах после них националисты. Протокол есть протокол…
Навальный похлопал министра внутренних дел по плечу и тихо спросил:
- Ну как, Рашид Гумарович, все готово?
- Как всегда, Алексей Анатольевич! Порядок во внутренних делах!
- Порядок, порядок! – опять передразнил, скривив свою маленькую рожицу Яшин. – Какой это порядок? Как ты решил проблему с мигрантами, а? Где ликующий русский народ? Где чиновники, коррупционеры, оборотни, жулики и воры?Почему сам себя до сих пор еще не на арестовал?
- Не извольте беспокоиться! – козырнул, блеснув погонами, генерал армии. Он лихо щелкнул пальцами и указал на Ленинградское шоссе – Вон мигранты!
По восьми полосам нового хай-вэя с подогревом эластичного полотна, гремя кандалами, брели бесконечные колонны таджиков, узбеков, киргизов и даже молдаван. Навальный обернулся назад и улыбнулся:
- Крылов, Тор, они ваши! Отдаю вам мигрантов на… - он задумался и спросил у Нургалиева – Эй, урюк, сколько в этот раз?
- Вам пять, Сергею Станиславовичу как всегда - пятнадцать, он меньше не любит. А Ксению Анатольевну и Яшина утром отпустим. Как только выясним их личности.
- Слышали, звери? – крикнул националистам Навальный – Пять суток вам на удовлетворение национальных чувств! Понятно?
- Понятно, понятно, Алексей! – торопливо согласился Тор, но Крылов сделал умный вид, надул щеки и начал торговаться:
- Дело в том, что если пять суток разделить на три миллиона гастарбайтеров…
Но тут вмешался Нургалиев:
- Простите меня, Алексей Анатольевич, но Крылов с Тором тоже «того»…
- Чего «того»? – удивился Навальный.
- Ну, это…
- Ну че ты мямлишь, чурка нерусская? Не перед Путиным! Говори смело.
- У них пятнадцать суток общественных работ! Будут улицы вместо таджиков мести! – решительно выдавил из себя министр.
- Кто сказал? Суда же не было? – еще больше удивился Навальный и посмотрел на судью Боровкову с хлебом-солью.
Боровкова зарделась пунцовым румянцем и потупила очи долу.
- Ну чего ты опять тупишь? Чего очи долу тупишь, я спрашиваю? - грозно закричал на нее Нургалиев.
- А чего вы на меня орете? У нас суд независимый! – вдруг возразила судья, и зарделась еще пунцовее.
- Что ж ты будешь делать! Развели тут демократьтю, ети ее! – ища сочувствия в глазах Навального, сказал министр.
- Демократьтя, демократьтя! – опять передразнил, морщиня свою маленькую рожицу Яшин. – Демократьтя, это власть разумного меньшинства! Нужен креатив! Вот мы – объявили же выборы сфальсифицированными за год до выборов – вот креатив!
- Вот и мы придумали сроки до суда! – неожиданно-яростной Немезидой полыхнула глазами Боровкова.
- Боровкова! – заорал Нургалиев, – ты чего тут!
- Эй, генетическое быдло, рот закрой своей булкой с солью! – вознегодовала Ксения Собчак.
- Да тихо вы все! Вы не имеете права оказывать давление на суд! Тихо! – отвернулась судья, и рукой зажала ухо с уходящей из-под него куда-то за шиворот пружинкой провода.
Все тут же прикрыли ладонями рты. Удальцов жестами и губами спросил у Боровковой:
- Ну что, а? Что?
- САМ на проводе! – также губами ответила Боровкова…
(С) dersay.livejournal.com/615545.html#cutid1
- Да не пойду я больше к вам! - вырываясь, кричал Сергей Удальцов красномордому полковнику полиции.
- Сергей Станиславович! Ну, пожалуйста! Ну, последний разик! - бархатным голосом уговаривал полковник, держа пламенного трибуна под локоток.
- Да не пойду! Отстаньте! Сколько можно уже!
- Последний раз, последний раз, Сергей Станиславович! - настаивал полковник.
- Опять же обманете, сатрапы! - упирался Сергей. - Я уже двести тридцать девять раз был задержан! Ос-то-чер-те-ло!
- Для ровного счетика, для ровного счетика - двести сороковой, силь ву пле! - полковник свободной рукой потряс кулаком куда-то в сторону и процедил сквозь зубы:
- Ожимина, Жанна! Дожимай!
Из строя омоновцев выпорхнули несколько неотразимых блондинок в черных блистательных латах во главе с Жанной Ожиминой и начали хором уговаривать революционера проследовать в празднично украшенный автозак:
- Сережечка, ну пойдемте! Ну, Сереженька, ну, родненький!
Блондинки обвились вокруг него и повлекли смущенного в Удальцова в сторону спецтранспорта.
- А-а-а-а! Ты куда собрался, кобелина, алкоголик! Назад! - послышался визг его супруги из толпы несогласных. - Ты когда дома последний раз ночевал!
Но в это время по отмашке того же полковника духовой оркестр грянул "Прощание славянки", Удальцова подняли высоко над людским морем мускулистые руки спецназовцев и понесли его, распростертого под серыми московскими небесами, в машину.
В автозаке было тепло, уютно и пахло домашним. На длинном диване из крокодиловой кожи, расположенном как в лимузине вдоль левого борта, полулежали Навальный, Яшин, Ксюша Собчак и перекусывали бужениной с хреном, да пирожками с луком.
Ах, да! Еще националисты Крылов с Тором там были. Но на диван их не пустили, и они сидели чуть в сторонке – на полу.
- Ну что, и тебя повинтили? – лениво спросил Навальный, увидев Удальцова. – Бесполезно сопротивляться, от них не отвертишься. Садись!
- Чего, чего ты сказал? – напрягся Сергей.
- Ну… типа, присаживайся, - смутился Навальный, поняв, что ляпнул бестактность. - Угощайся!
- Я объявил голодовку… – буркнул Удальцов.
В разговор вмешался проглотивший к этому времени катавшийся за худыми щеками комок соратник Яшин:
- Это когда ты успел? Я что-то не слышал твоего заявления.
- Ну, не объявил, так объявлю!
- Объявлю, объявлю! – передразнил, сморщив свою маленькую рожицу Яшин. – Кто ж голодовку на голодный желудок объявляет, дура? Пожри сначала…
- В ментовке пожру по-человечески. Не хочу я вашу сухомятку!
- Ну и зря, очень вкусно, между прочим. – Сказал Навальный, бросив по половинке пирожка националистам.
С этими словами дверь в автозак открылась и в проеме показалась знакомая фигура полковника с бутылкой коньяка в руке и блондинками за спиной:
- Обижаете, Сергей Станиславович! Когда это мы вас всухую принимали?
- Объявляю сухую голодовку, суки! – сорвался на фальцет Удальцов. – Не могу больше! Я только вчера освободился!
- Ну, вот и поправитесь за одно! На здоровье, Сергей Станиславович! – расплылся в улыбке полковник, наливая Сергею коньяк.
- И мне, – протянула бокал Ксения Собчак и, положив подбородок на плечо Удальцова, шепнула ему – Да хватит ломаться. За идею страдаем...
- Убери, и так тяжело! – смахнул челюсть Ксении со своего плеча Сергей. – Ну, если только за идею, – и выпил залпом.
- Вот и чудненько! – возрадовался полковник и крикнул в рацию, – трогай!
Колонна из сорока полицейских «Кайенов», с украшенным хохломской росписью, воздушными шариками и стразами Сваровски автозаком, медленно тронулась и поплыла в сторону печальной юдоли ОВД «Войковская». Удальцов посмотрел в зарешеченное окно и увидел ряды омоновцев в черных латах, махавших касками и платочками им в след. А нестройные шеренги ушастых срочников обнимались с плачущими от умиления оппозиционерами и стреляли у них закурить…
Движение на Ленинградке уже два часа было перекрыто. Войковская ждала кортеж с лидерами внесистемной оппозиции. Безнадежная, злобствующая пробка растянулась до Солнечногорска. Водители беспощадно, люто материли власти и спрашивали друг у друга – чего там опять произошло? Одни говорили – терракт! Мол, Путина взорвали! Другие разносили слухи про удавшуюся, наконец, революцию. Но никто не верил, потому что и вчера, и позавчера и вообще уже несколько месяцев каждый день все средства массовой информации, включая гидрометцентр, объявляли эту революцию. Но она все не свершалась и не свершалась…
- У, суки позорные! Как они боятся нашей революции! – сигналила тысячами клаксонов пробка.
В это время перед центральным порталом ОВД «Войковская» лейтенанты ловили снежинки над ковровой дорожкой, шириной в четыре метра. По бокам ковра в две шеренги отлился в граните почетный караул. На ступенях, под колоннами дорического ордера, Фемидой на ветру стояла судья Боровкова с гигантским караваем на вышитом собственноручно рушнике.
Оглушительную тишину, в которой слышен был даже шепот Суркова из наушничка за ухом судьи, взорвала барабанная дробь и вдали, возле перекрытого выхода из метро, показалась долгожданная колонна.
«На-а-а-а-а-а крау-у-у-ул! Рррррравнение на-а-а-а-а-а середину!» – голосом Джигурды скомандовал Нургалиев войскам и, акробатически закидывая выше головы натренированные йогой и ежедневными растяжками ноги, промаршировал к автозаку и замер с шашкой наголо у его дверей.
Четыре майора с аксельбантами и орденами трусцой поднесли к транспорту обитый красным бархатом трап, дверь открылась, грянул туш, и миру явились героически непримиримые лидеры оппозиции.
Нургалиев отчеканил шаг и начал было доклад:
- Товарищи оппозиционеры, личный состав московского…
Но Удальцов усталым жестом прервал его, пожал руку и крикнул: «Вольно!». Вслед за ним вышли Навальный, Яшин, Собчак и в нескольких шагах после них националисты. Протокол есть протокол…
Навальный похлопал министра внутренних дел по плечу и тихо спросил:
- Ну как, Рашид Гумарович, все готово?
- Как всегда, Алексей Анатольевич! Порядок во внутренних делах!
- Порядок, порядок! – опять передразнил, скривив свою маленькую рожицу Яшин. – Какой это порядок? Как ты решил проблему с мигрантами, а? Где ликующий русский народ? Где чиновники, коррупционеры, оборотни, жулики и воры?Почему сам себя до сих пор еще не на арестовал?
- Не извольте беспокоиться! – козырнул, блеснув погонами, генерал армии. Он лихо щелкнул пальцами и указал на Ленинградское шоссе – Вон мигранты!
По восьми полосам нового хай-вэя с подогревом эластичного полотна, гремя кандалами, брели бесконечные колонны таджиков, узбеков, киргизов и даже молдаван. Навальный обернулся назад и улыбнулся:
- Крылов, Тор, они ваши! Отдаю вам мигрантов на… - он задумался и спросил у Нургалиева – Эй, урюк, сколько в этот раз?
- Вам пять, Сергею Станиславовичу как всегда - пятнадцать, он меньше не любит. А Ксению Анатольевну и Яшина утром отпустим. Как только выясним их личности.
- Слышали, звери? – крикнул националистам Навальный – Пять суток вам на удовлетворение национальных чувств! Понятно?
- Понятно, понятно, Алексей! – торопливо согласился Тор, но Крылов сделал умный вид, надул щеки и начал торговаться:
- Дело в том, что если пять суток разделить на три миллиона гастарбайтеров…
Но тут вмешался Нургалиев:
- Простите меня, Алексей Анатольевич, но Крылов с Тором тоже «того»…
- Чего «того»? – удивился Навальный.
- Ну, это…
- Ну че ты мямлишь, чурка нерусская? Не перед Путиным! Говори смело.
- У них пятнадцать суток общественных работ! Будут улицы вместо таджиков мести! – решительно выдавил из себя министр.
- Кто сказал? Суда же не было? – еще больше удивился Навальный и посмотрел на судью Боровкову с хлебом-солью.
Боровкова зарделась пунцовым румянцем и потупила очи долу.
- Ну чего ты опять тупишь? Чего очи долу тупишь, я спрашиваю? - грозно закричал на нее Нургалиев.
- А чего вы на меня орете? У нас суд независимый! – вдруг возразила судья, и зарделась еще пунцовее.
- Что ж ты будешь делать! Развели тут демократьтю, ети ее! – ища сочувствия в глазах Навального, сказал министр.
- Демократьтя, демократьтя! – опять передразнил, морщиня свою маленькую рожицу Яшин. – Демократьтя, это власть разумного меньшинства! Нужен креатив! Вот мы – объявили же выборы сфальсифицированными за год до выборов – вот креатив!
- Вот и мы придумали сроки до суда! – неожиданно-яростной Немезидой полыхнула глазами Боровкова.
- Боровкова! – заорал Нургалиев, – ты чего тут!
- Эй, генетическое быдло, рот закрой своей булкой с солью! – вознегодовала Ксения Собчак.
- Да тихо вы все! Вы не имеете права оказывать давление на суд! Тихо! – отвернулась судья, и рукой зажала ухо с уходящей из-под него куда-то за шиворот пружинкой провода.
Все тут же прикрыли ладонями рты. Удальцов жестами и губами спросил у Боровковой:
- Ну что, а? Что?
- САМ на проводе! – также губами ответила Боровкова…
(С) dersay.livejournal.com/615545.html#cutid1